\
Курайскую степь я очень ждала. Ещё в прошлой поездке я была покорена её величием, суровостью и вместе с тем уютностью и приветливостью. Просторы, которых в обычной жизни так не хватает, белоснежные горы Северо-Чуйского и Курайского хребтов, дающие ощущение защищённости, благородно-зелёные, бархатистые холмы (на них я могу смотреть вечно), невероятные тени от снеговых туч… Как с любым предметом обожания встречу ждёшь с замиранием сердца: вдруг очарование пропадёт и сказка кончится? Вдруг ты сам состарился душой и уже не способен вмещать эту красоту, понимать, дышать с ней в унисон? Нет, это не про Курай. Он всё так же сбивает с ног первым же видом, не оставляет никакой возможности усидеть в машине, манит уйти в дальнюю прогулку и заблудиться, не найтись больше в этом мире… Мы подъезжали к лагерю уже в сумерках под грозными тенями сгущающихся туч. И степь была грозной, величественной, таинственной как никогда. С неба плавно спускались снежинки, укутывая мир в лёгкий морок… Может это тот морок и опьянил нас так в тот вечер? Все расслабились, шутили, смеялись… На следующее утро я брела по лесу в сторону гор, а за мной шёл человек с бензопилой наперевес и шептал: «Красная шапочка! Красная шапочка!» К счастью впереди была солнечная полянка и живые люди. Это был фрагмент доброй сказки. А дальше мы поднимались с дядей Лёшей по холму, проклиная алкоголь и мечтая о воде. На вершине холма дядя Лёша создавал шедевры, а я растянулась во весь рост на траве и лежала, подставив лицо ветру и солнцу и дыша в унисон со степью подо мной, с окружающими горами… И была умиротворена как никогда не бываю в других местах. Наверно поэтому я снова и снова приезжаю на Алтай. За этим умиротворением, за успокоением внутреннего суетливого человека. И мы плелись по пыльной дороге к нашему лагерю, улыбаясь вымученно, но очень счастливо. Нас встретили чаем и вкусной едой. Лагерь был тих и спокоен. И я сбежала в палатку, чтобы сохранить это спокойствие, не расплескать…